Глава 1: Картограф Звезд

Аль-Ула, Аравия, 632 год н.э.

Пыль Аль-Улы вихрилась в утреннем свете, каждое зернышко, казалось, несла на себе бремя забытой эпохи. Лайла шла без остановки уже семь дней, ее изношенные сандалии оставляли за собой мимолетные следы на раскаленном песке. В свои двадцать пять лет ее темные глаза отражали неукротимую решимость, но также и страх быть пойманной. Прижатая к груди кожаная шкатулка содержала все, что осталось от ее прошлой жизни: обрывки знаний, спасенные от пламени сасанидских инквизиторов. Под туникой медальон из меди нагревался на ее коже, как постоянное напоминание об опасности, которая преследовала ее.

Ветер дул между скалами, принося с собой запах сухой земли и далеких специй. Лайла остановилась на мгновение, вытирая пот, щипавший ей глаза, куском изношенного льна. Ее взгляд скользил по горизонту, отчаянно ища ориентиры, указанные на карте Двенадцати Ветров. Солнце, уже высоко в небе, превращало камни в реки жидкого золота, в то время как тени тянулись, как угрожающие пальцы.

Перед ней возвышались утесы, высеченные невидимыми руками. Некоторые образования казались слишком идеальными, чтобы быть естественными: арки, колонны, силуэты, почти человеческие, выходящие из маревного жара. Ее сердце билось так сильно. Она узнавала эти контуры, видела их на свитке из Аксума: свидетельство древних знаний, которые могли все изменить.

Под этим неумолимым светом наука о звездах смешивалась с священным рвением. Каждый шаг Лайлы был молитвой, призыванием, чтобы избежать своих преследователей. Ее ноги уходили в горячий песок, оставляя за собой следы, которые не продержатся. Она закрыла глаза, глубоко вдохнула. Воздух пах пылью и легким запахом ладана, как будто невидимый храм все еще молился.

За горизонтом, дрожащим от жара, она наконец нашла развалины Мадаин Салих, набатанского города, где камень дышал. Камни, стоящие на страже, несли на себе надписи, высеченные на смеси алфавитов: арамейские буквы, коптские символы, древние иероглифы. Все они говорили о тайне: «огонь в воде» и «корабли, которые не плавают». Под поверхностью этих камней, как говорят, билась забытая вибрационная наука. Лайла знала эти слова. Ее отец перевел их, прежде чем стражи Шаха пришли арестовать их. В ту ночь книги сгорели… и вместе с ними те, кто их читал.

Она почувствовала, как чужое воспоминание забилось у нее под кожей. Это место смотрело на нее, судило ее. Она села на нагретый солнцем блок и открыла свою шкатулку. Внутри лежали магнитные камни, расположенные по сложной схеме. Старые примитивные компасы. Карты, нарисованные на пальмовых листьях. И в центре — предмет с янтарным отливом: миниатюрная Багдадская батарея, медь и железо в оправе — ее «лампа Соломона».

Порыв ветра принес шуршание финиковых пальм и сладковатый запах созревших фруктов. Лайла развернула шелковый свиток, покрытый персидскими символами и коптскими иероглифами: карта Двенадцати Ветров, ее творение. Двенадцать священных портов, отражение двенадцати племен, двенадцати апостолов, двенадцати месяцев — столько же этапов к тому, что она называла Зеркалом Неба.

Семь дней назад, в Александрии, эфиопский торговец доверил ей обгоревший манускрипт, найденный в забытом храме Аксума. На его страницах была гибридная языковая смесь, арамейская и коптская, описывающая спирали, расчеты звездных выравниваний и повторяющуюся, как заклинание, фразу: «Берешит возвещает Сына».

Она коснулась почерневших букв. Медленно расшифровала единственное слово, написанное на иврите на пергаменте: Бар (сын), Алеф Шин (божественный огонь), Йод Тав (руки Бога на кресте). Начало, поняла она, было фрактальной структурой — мотивом, повторяющимся снова и снова, идентичным, но никогда не одинаковым, брешью, вселенной. Знание, такое же древнее, как и опасное.

Вспомнились настойчивые взгляды в переулках Медины. Хамсин. Тайный орден, служащий силе, стремящейся стереть любое упоминание о Зеркале Неба. Любое упоминание о настоящем знании.

Лайла подняла Багдадскую батарею к лицу. Голубоватый свет исходил от нее, как ответ, пришедший сверху. В ночь бегства отец сказал ей: «Субтильная и странная сила этой батареи — это память. Память о том, что было потеряно».

Ей было тогда шестнадцать. Пламя пожирало семейную библиотеку. Крики матери еще звучали, когда он толкнул ее в скрытый туннель. «Беги, дочь моя. Найди Зеркало Неба. Оно покажет звезды такими, какими они были до Потопа».

Она бежала, плача, задыхаясь, испуганная, но не оглядываясь.

Облако закрыло солнце. Воздух резко охладился. Она достала маленькое медное зеркало, наклонила его к небу. Отражение расплылось, исказилось… Появилась спираль, похожая на галактику в зародыше, усеянную рождающимися звездами.

— Кто ты? — прошептала она.

Ответа не было. Но внутри нее родилась уверенность: это путешествие, продолжавшееся годами, было инициацией.

Она спрятала зеркало в шкатулку, под двойным дном, коснулась стального пера, найденного в персидском храме. Ее рука замерла. Она не знала, почему сохраняла его. Возможно, она находила его красивым, или, возможно, он напоминал ей о чем-то ценном, что она потеряла.

Ночь окутала Аль-Улу. Звезды одна за другой появились на темном своде, пока не образовали сияющее море. Лайла села у своего костра, Багдадская батарея была у нее под рукой. Она развернула манускрипт из Аксума. Обгоревшие буквы, казалось, дрожали.

— Берешит возвещает Сына, — прошептала она.

Она нарисовала круг в песке. Затем второй, переплетенный с первым.

— Сын кого? Чего? — спросила она у пустыни.

Ветер умолк, но ее инстинкт ответил. Сын Начала. А Начало… было бесконечной спиралью, все больше и больше, все дальше и дальше.

Вдалеке шуршание песка. Она замерла, пальцы на рукоятке ножа. Ее взгляд скользил по теням. Силуэт? Нет. Только ветер играл с дюнами.

Она свернула свиток, заперла шкатулку. Завтра она исследует храм. Возможно, там она найдет первый ключ к пути на восток, к Зеркалу.

Лежа у костра, с батареей, прижатой к себе, Лайла погрузилась в сон, где звезды были зеркалами, а странные корабли света дрейфовали над первозданными водами.