Глава 1: Обещание лазурита

Фила, двадцать паводков после рождения близнецов, дышала не только древней мудростью; она пульсировала новой молодостью. Камни храма, отполированные веками и молитвами, казалось, излучали совершенную гармонию Маат — этот космический баланс, к которому стремились каждый священник, каждое растение и каждый камень.

Хор-Ка, преклонив колени на плитах, нагретых утренним солнцем, рассматривал колонну перед собой. Он читал её, чувствуя в ней спокойную силу столба Джед — позвоночника Осириса, это обещание стабильности перед лицом хаоса. Его палец следовал по линиям силы, как писец, ищущий божественную мысль, которая упорядочивает материю. “Всё, что длится,” учил его отец, Хнумхотеп, “это баланс между весом и импульсом.” Хор-Ка, наследник логики и структуры, искал этот баланс повсюду, убеждённый, что истинная сила заключается в том, чтобы сделать реальным здесь, внизу, совершенный порядок мира вверху.

Аромат жасмина и влажной земли вывел его из состояния сосредоточенности. Ему не пришлось оборачиваться.

«Если ты будешь продолжать стремиться сделать эту колонну более совершенной, чем она уже есть, она в конце концов обидится», — произнесла мягкая и насмешливая голос.

Мерытнут стояла за ним, в руках у неё была корзинка из льна, наполненная лечебными травами. Её руки, в отличие от рук её брата, которые искали совершенство линии, были покрыты землёй и пыльцой цветов. Она вернулась из садов, где собирала и беседовала с Ка — жизненной силой каждого растения. Она попросила травы поделиться фрагментом своего Анха, своей жизни, чтобы успокоить лихорадку молодого ученика. Это было всё наследие её матери Ипи: знать, что исцеление — это не акт силы, а восстановленная гармония.

Хор-Ка поднялся и улыбнулся. «Совершенство никогда не достигается, оно происходит в каждый момент. Это ты нарушаешь его своими песнями».

Мерытнут рассмеялась звонким смехом, который заставил взлететь стайку воробьев. «Мои песни не нарушают порядок, брат. Они напоминают камню, что он жив».

Она взяла его под руку, их близость была очевидна. Они были воплощением двойственности: он — столб Джед, стабильная структура; она — дыхание жизни, связывающее вещи друг с другом. Вместе они образовывали целостную синтетическую систему.

Их шутливый разговор был прерван присутствием, чьё молчание было плотным, как камень, падающий в колодец. Небамон стоял на входе во двор. Он нёс в себе историю храма: его тело было телом человека, который боролся с течениями Нила и ещё более бурными течениями собственной зависти. Бывший соперник их отца, он стал хранителем испытаний, и его лицо, изъеденное морщинами, никогда не улыбалось, потому что испытаниям не место для лёгкости. Однако в его взгляде, устремлённом на них, не было никакой жестокости. Это было откровенное признание, уважение ветерана к двум молодым солдатам, вернувшимся с их первого сражения, сердце и дух которых были наполнены невидимыми шрамами и трофеями. Его взгляд на близнецов был окрашен глубоким уважением.

«Лодка визиря причалила, и великий священник требует вас», — сказал он просто.

Атмосфера мгновенно застыла. Они перешли дворы храма, их шаги становились тяжелее на плитах, каждый эхо, казалось, лишал их всё больше и больше их беззаботности. Большой гипостильный зал поглотил их в своём каменном лесу. Монолитные колонны, похожие на гигантские деревья, возвышались в священной полутьме, едва нарушаемой косыми лучами света, проникавшими через клауструмы, превращавшими пыль в плавающее золото. Воздух там был прохладнее, наполнен запахом холодного ладана и вечностью камня.

Там, в центре этого подавляющего молчания, их ждал визирь. Это был человек такого возраста, что его лицо казалось высеченным, как сухое русло реки, каждая морщина несла память о наводнении или засухе. Его взгляд нёс усталость всего Кемет. У его ног лежали два предмета, чья простота контрастировала с величием места: шкатулка из кедра, чей смолистый аромат витал в воздухе, запечатанная льняной нитью и глиняной пластиной, рядом — футляр из папируса, скромно украшенный глазом Уджат, который, казалось, охранял своё содержимое.

«Хор-Ка, сын Хнумхотепа. Мерытнут, дочь Ипи», — начал визирь. Его голос, хотя и низкий, разнёсся по залу, его вес ощущался, каждое слово казалось нагруженным веками истории. «Фараон, да будет его жизнь вечной и процветающей, увидел в вас не только наследие. Он увидел возможность. И истинная сила, как вы знаете, заключается в том, чтобы сделать возможности реальными».

Он сделал паузу, оценивая их взглядом, который, казалось, читал за их молодостью, до души их родителей. «Мир с великим городом Вавилоном — это хрупкая вещь, как папирус на ветру. Мы хотим превратить его в Маат, прочный, как эти колонны. Фараон хочет построить прочный мост знаний, переправу, чтобы наши народы лучше понимали друг друга и обогащались своими взаимными знаниями».

Он указал на футляр из папируса, тёмная кожа которого поглощала свет. «Здесь содержится мысль Кемет, мудрость Тота. Карты звёзд, которые являются отражением нашего мира, измерение времени, которое упорядочивает хаос. Вы будете нести структуру нашего мира».

Затем его морщинистая рука легла на шкатулку из кедра, в жесте бесконечного почтения. «А здесь — его бьющееся сердце. Семена Голубого Лотоса из Филы, который открывает ум и соединяет души. Вы будете нести жизнь нашего мира».

Вес миссии проник в них, утяжелив воздух, который они дышали, и внезапно сделав зал огромным и подавляющим. Это была критическая миссия: они должны были создать Маат, зародить её на чужой земле.

«Вы будете голосом и сердцем Кемет», — заключил визирь. «Отправляйтесь через три дня. Покажите им, что наша величина — это не сила, которая навязывается, а гармония, которая предлагается».

Визирь удалился, его сандалии скользили бесшумно по плитам, оставив их одних в оглушающей тишине зала. Хор-Ка подошел к дарам, его ум уже разворачивал карту, вычисляя этапы путешествия, опасности, возможности. Он думал о Хепри, жуке становления, и спрашивал себя, какую форму примет эта жизнь на такой далёкой земле, под чужим небом.

Они посмотрели друг на друга. Их детство в защитном коконе Филы закончилось. Огромный мир, океан возможностей ждал их. Вне Нила продолжал течь, но в первый раз они чувствовали, что он уже не ведёт их только к Дельте, но и дальше, к бесконечным горизонтам, где им самим предстояло стать создателями.